Когда за охотниками, наконец, захлопывается зверь, инспектор облегченно вздыхает. Алану не нравится наличие охотников на его территории. Особенно, когда на этой же территории присутствует оборотень. Закрыв за охотниками двери и перегородку, Дитон возвращается в операционную и устало растирает пальцами виски, прикрыв глаза. Операции всегда выматывают. Особенно подпольные. Особенно на людях.  Алан тяжело вздыхает, открывает глаза, и смотрит в упор на Тома.
– Спасибо. Ты сам-то как? – Дитон только очень примерно представляет, что оборотни испытывают, когда "пьют" чужую боль. Но видать ощущения те ещё. – Есть будешь? У меня должны ещё остаться бутерброды и печенье.
Алан уверенно доходит до холодильника и включает чайник, стоящий на нем. Хочет или не хочет Том есть не так важно. А вот травяной чай  он пить будет. И это точно не предложение. Алан вытаскивает из шкафчика две чашки и вытаскивает чайные пакеты и баночку медовой настойки с пижмой девичьей.
– Ты же не против сладкого?

Ответ приходит раньше ожидаемого и отнюдь не вербальный. Алан морщится, когда его спина встречается с дверцей холодильника. А вот и второй минус работы инспектором – оборотни. Первый минус, к слову, охотники.
– Том, – Алан говорит чуть укоряюще, и пытается сохранить спокойствие, не обращая внимания ни на злые глаза, ни на оскал. Вдох-выдох. – Аккуратнее.
В холодильнике вроде нет ничего особо хрупкого, ничего такого, что могло бы разбиться от легкой встряски. Хотя, безусловно, лекарствам и прочему она не полезна. Так что Дитон предпочел бы прикладываться спиной обо что-нибудь другое. А лучше вообще не прикладываться.
Дитон смотрит в лицо оборотня, но не в глаза, а куда-то на переносицу. Или нос. Или губы. Или клыки. Провоцировать зверя прямым взглядом Алан не собирается. Дитон тяжело сглатывает.
– Тобой никто не манипулировал, – инспектор говорит медленно и внятно. – Ты мог развернуться и уйти, как только я сказал, кто мои "гости", – Алан всё-таки поднимает глаза на Тома, и улыбается краем губ. – Но ты хороший парень, Том. И предпочел помочь.
Дитон на секунду замолкает, и тяжело вздыхает. Он всё ещё пытается выглядеть спокойным, но сердце всё же сбивается с мерного ритма. Алан уверен что Том не сделает ничего непоправимого, и эту ситуацию они смогут разрешить миром. Вот только злой оборотень – это всё равно не шибко приятно. В жизни инспектора есть свои риски, и быть разорванным оборотнем один из них.

- Потому что так сказал Ринго, - впрочем, для Алана это не являлось таким уж аргументом, но... В конце концов должен же он доверять суждениям Вуда, раз уж согласился на эту авантюру со стаей! Тем более, что в итоге они оказались верными. Не так важно, действительно ли Том хороший парень, которого жизнь заставляла поступать не самым лучшим образом (для других не самым лучшим), или он просто подсознательно желает угодить новому альфа (Ринго бы наверняка не отказал в помощи). Важно, что в итоге Том сделал именно то, что сделал. "И оказался хорошим парнем в глазах охотников." И, что тут таить, в глазах Алана.
Том отходит, отпуская его, и доктор Дитон неторопливо отправляет рубашку. Всё окончилось даже лучше, чем он предполагал. Хотя вины за собой он не видел. Да, использовал, но ведь для блага самого оборотня! Алан отряхивает ворот и невольно вздрагивает, когда Том выходит на второй заход. Инспектор медленно поднимает взгляд от рубашки и смотрит в глаза оборотня. Игнорировать острый коготь, находящийся в непосредственной близости от его лица, не удаётся. Если бы Том угрожал, действительно угрожал, он бы смог, а так...
Алан тяжело сглатывает, невольно облизывая губы, и пытается собраться. Он должен объясниться, расставить все точки над "i", прояснить свои обязанности и отношения. А вот поддаваться Тому он не должен. "Точно не должен."  Инспектор подаётся вперёд, сам слегка прикусывая губу оборотня.
- Я буду защищать вас так, как сочту нужным.
Дитон поджимает губы. Пока защита Тома и Ринго не противоречит его обязанностям. "А что делать, когда будет?"  Инспектор не уверен, что сделает правильный выбор. Он даже не уверен какой выбор правильный. Но опустив глаза, Алан не озвучивает свои сомнения, вместо этого решая начать с малого - быть честным со "своей стаей". Ну, более или менее.
- Рано или поздно охотники распознали бы в тебе оборотня. И тогда убедить их в том, что ты хороший, было бы труднее. Я предпочитаю раскрывать карты на своих условиях, а не когда вынудят.
Инспектор улыбается и поднимает глаза на Тома. Между прочим, есть ещё один момент, который надо утрясти. Одно дело скрывать альфу-одиночку, а другое дело надеяться, что о новой стае никто не пронюхает. Прийдется кому-то довериться. "Оборотням или охотникам?" Алан предпочел бы первых.
- Кстати, что ты думаешь о том, что бы фиктивно войти в стаю Хейлов?

Алан рвано дышит и пытается успокоить бешеное сердцебиение. Решать вопросы в постели, даже если постели как таковой нет, его не учили. А к этому определенно нужен особый подход. Дитон закусывает губу и медленно считает до десяти. Вот только не обращать внимания на чужие губы на шее, на чужие руки на поясе как-то не получается. Инспектор закрывает глаза, и старается сделать вид, что всё под контролем. Интересно у кого?
– Ни одному альфе не понравится покушение на его стаю.
Конечно же. Ринго не понравится. Но он согласится. Потому, что бете из стаи Хейлов Ардженты будут доверять больше, чем голубоглазому из стаи подозрительного и неведомого нагуаля. В этом Алан не сомневается.
– Но так надо, – Дитон гладит Тома по спине, перебирает пальцами ткань толстовки. – Ты же будешь хорошим мальчиком и не станешь подставлять альфу?
А вот насчет Хейла вопрос действительно интересный. Тут инспектор не возьмется так однозначно ставить прогнозы. Впрочем, у него нет выбора, ему придется убедить главу стаи Хейлов, что взять под свое крыло чужого бету будет разумно и выгодно. Он только ещё не придумал, что предложить Дереку. Или придумал? Алан задумчиво смотрит на шею Тома, а затем кладет на её руку. Дитон пальцами находит горячую кожу оборотня и с силой массирует, подбираясь к волосам.
– Я найду подход к Дереку. Младший Хейл вспыльчивый и своенравный, но он неплохой малый.
Алан глубоко вдыхает и резко выдыхает. Надо решать, что делать дальше. Быть безучастной статуей и отдавать всю инициативу в лапы вервольфу инспектор не намерен. Вот только очень сложно забирать инициативу у кого-то из-за кого у тебя внутренности плавятся. Дитон облизывается и залезает ладонью под толстовку Тома.
– Ты как? После лечения? – инспектор чуть ухмыляется и сжимает ткань футболки. – Может тебя надо осмотреть?

– Именно щеночком я его и знал – подтверждает Алан. Дерека Дитон знает, конечно, не с рождения, и не с той поры, когда тот был лопоухим щенком. Дерека он увидил впервые, когда тому было лет восемь-девять. Уже тогда упрямый, упертый, гордый мальчишка. Но даже тогда сын своей матери. И это второй подход. У Дерека есть здравомыслие. Хотя иногда в это и не верится.
– Я и есть доктор, Том, – мягко поправляет Дитон, и с удовольствием наблюдает за тем, как оборотень разоблачается. На него приятно посмотреть – звериная дикая первобытная сила. Пожалуй, с таким телом Тому не надо быть оборотнем, что бы поражать кого-либо своей силой. Алан взглядом обводит мышцы Тома, и давит в себе неуместные вопросы: может он руками раздавить орех или чью-то голову, сломать кисть простым рукопожатием, переломить чей-то позвоночник. Это всё ненужные и неуместные вопросы. Но такие заманчивые.
Алан фыркает и смотрит на то, что ему так откровенно демонстрируют. Он же должен убедиться, что операция для Тома прошла без последствий. Ринго может и простит ему травмы своей беты, но явно будет не в восторге.
– Предлагаешь сделать тебе массаж? – Дитон мягко улыбается и качает головой. – Ты же помнишь что я доктор, но доктор для животных? – Алан облизывается. – Тогда раздевайся полностью. Заодно и рассмотрю, – инспектор на мгновение замолкает, улыбка  перерастает в усмешку. Ну да, чуток оговорился. – В смысле осмотрю. Тебе лежать-то на железном столе не холодно будет? Мне не хотелось, что б ты простыл.
Алан делает несколько шагов, подходя вплотную к столу и Тому, и кладет руку тому на плечо, на шею, пальцами надавливая на трапециевидную мышцу, слегка массируя. И думает что Том какой-то ненормально горячий.

Алан задумчиво смотрит на Тома и кивает. Пожалуй, в данном случае ректальное измерение температуры и не понадобилось бы, так что оборотень зря переживает. Четкое и исполнительное  поведение Тома его не удивляет, правда тот факт, что вервольф вовсе не для обследования (или не только для него) забрался на стол до него доходит не сразу, а только после того, как взгляд цепляется за заинтересованность парня. Алан откровенно усмехается и слегка качает головой.
- Ты видишь несколько вариантов? – инспектор кладет руку на грудь тома, и уверенно ведет ладонью вниз, задевая сосок, останавливаясь на боку. Именно в этом месте у молодого охотника была рана. Алан ожидает почувствовать пальцами фантомный застарелый шрам, но ощущает лишь горячую кожу и чуть более гладкую фактуру татуировок. У оборотня их много. Наверно это красиво. И наверняка это дико больно. Оборотни не люди, им, что бы раскрасить свою шкуру требуется нечто посильнее чем иголка с краской. – Болит?
Алан сильнее нажимает ладонью, прощупывая, пытаясь определить, нет ли внутренних повреждений. Хотя, конечно же, нет, если  нет даже внешних! А затем инспектор переводит руку на пресс, уже просто наслаждаясь обследованием. Жаль, тема для разговора не столь приятна. Алан чуть мрачнеет.
– Стая сгорела заживо, – инспектор поджимает губы. Уже почти не больно. Уже почти нет ненависти. Инспектор хмурится. – Ардженты.
В смерти Талии и её семьи Алан всегда винил охотников, даже когда они отрицали свою причастность, даже когда полиции считала всё несчастным случаем. Кто знает, что было бы, узнай он доподлинно о причастности Кейт Арджент в тот момент. Или быть может хорошо, что правда всплыла лишь через шесть лет и ему не придется себя ненавидеть за то, что ничего не предпринял.
– Это событие несколько подпортило характер Дерека. Не пойми неправильно, – Алан переводит руку ниже, напоследок мазнув пальцами по кубикам пресса, и оглаживает ладонью член Тома. – Он никогда не был пай-мальчиком, но в старшей школе он был звездой. Наверно ты в школе был таким же.
Алан фыркает и переходит на внутреннюю сторону бедра, поглаживая тонкую нежную кожу.
- Ничего не болит?

Алан уверен, что свои "звезды" и "звездочки" есть в каждом классе, начиная с яслей. Поначалу "звездочки" учителей и "звезды" класса являются с одними и теми же личностями, это потом идет разделение, хотя и не всегда. Обычно командиры песочниц становятся королями балла. Если не гибнут где-то на пол пути. Дитон горько усмехается.
– Охотники или оборотни? – разумеется, у вервольфа могли быть и другие, вполне человеческие причины, бросить школу. Но обычно у тех, кто вовлечон в эту войну на всё только две причины: оборотни и охотники. – Ты же потомственный.
Алан вроде как поясняет свой вопрос, почему эти два варианта, но в тоже время и сам интересуется у Тома. Он не уверен в этой информации. К тому же раз они "стая" то наверно надо побольше узнать друг о друге. Да и как инспектор он обязан знать, кто проживает на подведомственной территории.
Шпильку насчет овец  Алан пропускает мимо ушей, даже не замечая, не обращая внимания. В этом мире сложно быть хорошим, не то, что хорошим волком, да и концепцию "хорошего волка" понимать можно по-разному. А все, потому что жизнь стерва. И быть по-настоящему хорошими без всяких оговорок и примечаний могут позволить себе только нагуали. Только нагуали могут себе позволить так безоговорочно верить малознакомым голубоглазым омегам. Только нагуали могут позволить себе таскаться по ночам с плохознакомыми охотниками. И только нагуали могут позволить себе влюбиться в дочь охотника и избежать последствий. Мысли медленно и верно начали уносить инспектора к проблемам этого городка, которые надо как-то решать. Кому решать? Поглаживания становятся задумчивыми и механическими, но вопрос Тома вырывает Алана из этого оцепенения и он ухмыляется.
– Так всё же больно? – Алан качает головой и чуть сильнее нажимает на бедро, ведет рукой выше. – Но я могу попробовать, – и накрывает ладонью яйца. И усмехается, мягко сжимая. – Поднять.
Инспектор наклоняется и легко целует оборотня в живот, губами касаясь его пресса. Это правильно. Но дико. Не в ветклинике же! Не на операционном же столе! И не в халате! О том что "Не с Томом же!" Алан уже не думает.

Всё же потомственный. Алан удовлетворенно отмечает, что информация оказалось верной. Процентов на девяноста. Не доверять Тому у него причин нет, но на вопрос прямого ответа всё же не прозвучало. Зато на первый оборотень ответил излишне полно. Так что с этого разговора вполне можно съехать на что-нибудь более приятное. Поэтому Алан только мягко, нежно поглаживает большим пальцем по тонкой коже на внутренней поверхности бедра, сочувствуя, утешая. Паршиво, что в войну втянуты совсем дети, что принадлежность к клану ли, стае ли, расе ещё в утробе матери определяет им сторону в этой войне. Обиженным никто не останется.
– Тогда наверно надо перевязать, – Алан усмехается. И думает, что он найдет чистый бинтик, который будет не жаль, чтобы перевязать, перебинтовать, перетянуть член Тома. Идея почему-то кажется крайне привлекательной. Но пока Алан над этим размышляет время уходит. Том останавливает его и легко, словно котенка, закидывает на стол. Дитон вообще-то всегда считал себя вполне крупным мужчиной. По крайней мере, не тонким юношей точно. И такая демонстрация силы его несколько уязвляет. Хоть он и прекрасно понимает, что о таком Том даже не думал. Для оборотней это вполне нормально и обыденно, как дышать. Алан тяжело вздыхает, гладит Тома по шее.
Что он хочет? Как он хочет? Хочет ли он?
Алан задумчиво смотрит на ухо Тома. Продолжая бездумно оглаживать рукой его шею, грудь. Том – это деструктивный элемент, он вносит хаос и неопределенность. И наверно именно это Дитону поначалу в нем не нравилось. Вот только он ошибся. Том может быть очень ласковым и послушным. И даже тот факт, что он ведет себя так из-за и ради Ринго, Алана особо не беспокоит. Очень послушным. Алан улыбается.
– Для начала я хочу не на столе, – Алан подобнее располагается, усаживаясь сверху на Тома, мысленно облизывая его взглядом. – Ты же понимаешь, что у меня нет оборотня в качестве пассива?
Это Дитон спрашивает отстраненно и мысленно добавляет. В качестве актива тоже. Но это уже частности.

– Нет. Это важно? – Алан не смущается, и не собирается смущаться. Да с Ринго они "никогда не...". Откровенно говоря, он и с мужчинами "никогда не..." и с оборотнями "никогда не...". Дитон поджимает губы и протягивает руку, касаясь пальцами щеки Тома, и ухмыляется. – А вы?
И это тоже на самом деле не важно. По крайней мере, не в этот момент. Инспектор проводит большим пальцем по полной нижней губе Тома. Оборотень так забавно дуется, что похож на ребенка. Ещё на одного! Но этот хоть на пару лет старше Ринго. Впрочем за ним так же надо присматривать и оберегать. Как спать с ребенком Алан не предтавляет.
Дитон роняет голову и удрученно ей качает. А затем спускается со стола и матодично начинает расстегивать халат.
– Ты тоже давай, слезай, а то отморозишь свой чудный зад, – Алан останавливается на середине халата, не расстегнув до конца третью пуговицу снизу, и заинтересованно смотрит на Тома. – Или обрастай шерстью.
Пожалуй покройся Том сейчас шерстью это было бы... восхитительно? любопытно? возбуждающе? Инспектор закусывает губу и продолжает свое занятие. – В соседней комнате есть раскладушка и одеяла с подушкой. Иногда мне приходилось тут ночевать.

- Вполне, - если Том думал его смутить, то задумка не удалась. Алан может и не спец по чужим задницам и опыта в этом вопросе имеет чуть больше, чем никакого, но, что зад Тома очень и очень неплох (и не только зад, говоря откровенно) признавал. Оборотень вообще выглядел до бесстыдства хорошо. Завидовать или нет ему в плане телосложения Алан ещё не решил, но оценить - оценил.
- Ты собираешься её подрать? - Дитон спрашивает это насмешливо, но в голосе всё равно проскальзывает лёгкое беспокойство. Шутки шутками, а остаться без спального места на работе он он хочет. - Не надо, я итак разденусь.
Снимая халат, ветеринар педантично вешает его на вешалку около двери, а затем нажимает на ручку, приоткрывая комнату. Поддавшись вперёд, Алан очень осторожно и мягко целует Тома в угол губ.
- Прошу.
А сам чуть отступает назад, принимаясь за рубашку. Сердце глухо стучит где-то в горле, а мысли роются в голове жужжащим роем. Он собирается это сделать? Тут? Переспать с Томом в клинике? Безумие!
- Польщен твоим доверием, - Алан чуть улыбается довольно и облегченно. - Постараюсь оправдать ожидания.
Одой проблемой меньше. Он не уверен, что готов подставляться. Одной проблемой больше. Его знания в этой области очень условны.
Дитон заходит в комнату и захлопывает за собой дверь. Вот и всё. Глухой щелчок отрезает путь к отступлению, к побегу. Алан снимает рубашку и, аккуратно свернув, кладет её на стул. Оглядывает Тома, хмурится.
- Надо бы и твои ещё принести.
Он поворачивается и уже на пороге замирает, пораженный ещё одной мыслью. Правда не на долго. Он не готовился к разврату в клинике. И в ветеринарной лечебнице как-то не предусмотрена вазочка с презервативами. Вот только Том оборотень, что вроде как должно быть лучшей защитой, чем тонкий слой латекса. Инспектор хмурится, соображая насколько данный вариант при подобном раскладе приемлем. Подлая мыслишка сбежать, раз уж такая неприятность, выглядит крайне соблазнительно и именно это заставляет Алана решительно кивнуть.
- Принесу и продолжим.
Раскладушка, больше похожая на тахту без спинки и подлокотников, занимает пол комнаты и Алан уже давно её не складывает.

Но выйти не удаётся, Том категорически против такого поворота. И Алан подчиняется его желаниям. Сложно не подчиниться, когда тебе ещё чуть-чуть и сломают ребра. Такое очень мягкое, очень приятное недопредупреждение. Которое просто нельзя проигнорировать. Дитон вздыхает и касается губами кончика уха Тома. Как ему отказать? Как с ним спорить? Особенно, когда он так эротично сосёт. Алан смотрит, как губы Тома смыкаются на его пальцах, чувствует, как его язык ласково касается подушечек, ощущает его дыхание на вторых фалангах. Нет, Тому никак нельзя отказывать.
И потому Алан идёт за ним, как привязанный, как очарованный опускается между широко разведанными ногами Тома, как околдованый ведёт рукой по ноге, от колена, по внутренней стороне бедра. Дитон мягко накрывает рукой яйца Тома, касается пальцами тонкой кожи под мошонкой. И молчит. Отвечает на поцелуи. Долго, внимательно смотрит в глаза Тома. И молчит, даже не пытаясь что-то сказать. Только приподнимается и закусывает губы, крайне медленно и плавно нажимая средним пальцем на сжатую дырку.
Вот так. Алан не торопится, не спешит, не думает советоваться. Том сказал, что доверяет, и Алан просто не может не оправдать доверия. Палец с усилием скользит внутрь. Дитон не отрываясь следит за ним, хотя взгляд то и дело норовит уцепится за крупный, даже на вид тяжёлый член оборотня.
Оборотня.
Мысль эхом прокатывается в голове, оставляя после себя запах дождя и леса, вкус хвои и металла, ощущение мурашек вдоль хребта и дикой, чужой, звериной силы. Алан невольно облизывается и переводит взгляд выше, в глаза Тома. Оборотень.
- А ты можешь... - Дитон медлит. Это глупо, не профессионально, жалко. Инспектор тихо вздыхает. Но раз уж он уже начал. - ...обратиться? - и добавляет почти просяще. - Сейчас?

Отредактировано Alan Deaton (2015-03-22 17:20:22)

Алан смотрит обстоятельно и жадно. Взгляд скользит по серовато-медовой шерсти, по молочно-белым клыкам, по нечеловеческим блекло-голубым глазам... По монстру, лежащему сейчас под ним. По чуду, лежащему сейчас под ним.
- Очень, - Алан облизывается и борется с точно уж неуместным желанием тактильно медленно и вдумчиво изучить открывающийся вид. Том прекрасен. От заострившихся ушей до кончиков когтей на задних лапах. От густой жёсткой шерсти до рычащих ноток в голосе. От и до, всецело и полностью. Вот только рассматривать и восхищаться им сейчас совсем не время.
Том так откровенно подставляется, так нетерпеливо ерзает, требовательно сверкая глазами, что отказывать ему просто опасно. Отказывать, медлить, не дать того, что он хочет здесь и сейчас. Хотя Алан очень сомневается, что в данный момент Том готов, подготовлен должным образом к следующему этапу. Но у Дитону не хватает практического опыта, чтобы спорить с Томом. Честно говоря, именно Том из них двоих, лучше знает, что и когда надо делать. И если он хочет сейчас...
Дитон улыбается и требовательно целует оборотня, языком проводя по самой кромке его клыков. Сердце сжимается, вдоль позвоночника пробегает жаркая волна предвкушении, ожидания. Алан почти счастлив, возможно ему бы хватило одного этого вида, одного этого поцелуя, но Том ждёт. И было бы чёрной неблагодарностью не отплатить ему за такой подарок.
- Не буду.
Алан отстраняется, привставая, пристраиваясь. А затем медленно, очень медленно, неторопливо входя. Мышцы поддаются с трудом, крайне неохотно сдаваясь под напором. Но Алан не сдаётся, неторопливо, но целенаправленно продолжая продвигаться вперёд.
Это восхитительно.
Это горячо.
Это больно.
Этот странно.

Алан тихо смеется в ответ на подначивание Тома, и качает головой. Наверно, его комментарий стоит расценивать, как комплимент и реагировать на него соответствующе. Но Алан не уверен, что знает как это - «соответствующе».
- Такое не возможно забыть, – Алан тяжело и размеренно дышит. – Но если я вдруг забуду, мы всегда сможем повторить.
Том обнимает его крепко, очень крепко, сжимает словно в тисках, но Алан на удивление не чувствует себя жертвой, попавший в ловушку. Хотя признаться, ощущение, что не он контролирует ситуацию, несколько напрягает. Дитон сосредотачивается на дыхании, слегка абстрагируясь от происходящего. Секс с мужчиной это... слишком странно. Секс с оборотнем это... слишком чудесно. И всего этого слишком много, что бы адекватно воспринимать ситуацию. Так и голову потерять можно. И самому потеряться. Раствориться.
Когда Том дает ему чуть-чуть воли, Алан начинает двигаться. Вдох-выдох. Вдох-выход. И раз, и два. Вперед назад. Медленно, неторопливо, до конца. Дитон отчаянно старается не спешить, не терять голову, не терять себя. Но это слишком сложно. Слишком заманчиво отпустить себя, стать частью стаи. Алан улыбается и двигается. Уменьшает период фрикций, чуть-чуть ускоряясь. И оглаживает руками торс Тома. Алан задевает пальцами соски оборотня, пересчитывает пальцами ребра, кладет горячие ладони ему на живот.
– Тебе помочь? – Дитон улыбается и накрывает член оборотня ладонью, проводя по всей длине снизу вверх и обратно.

Алан уже был не уверен кто кого трахает. Откровенно говоря, он в этом с самого начала был не уверен, но сейчас эти сомнения достигли своего апогея. Ну и к черту! Как будто это так важно! Важно сейчас абсолютно другое.
От рычания Тома, его ответов, вдоль позвоночника прокатывается волна дрожи, скорее приятная, нежели нет. А уж когда тот стонет и кончает, Дитон до крови закусывает собственную губу, чтоб хоть как-то отвлечься, удержаться и запомнить. Потому, что зрелище того стоит. Том выглядит чертовски эротично. Если вы, конечно, способны разглядеть эротику в только что эякулирующем звере. В зоофилии Алан никогда себя не подозревал, но сейчас, похоже, самое время себе это диагностировать. Потому что этого зрелища хватает, чтобы довести Алана до оргазма. Хотя возможно дело не в зрелище, а в естественном сокращении мышц Тома. Этот вариант тоже нельзя исключать, в конце концов, оборотень жутко горячий и чертовски тесный.
В любом случае, на то, чтобы что-то решить, если он не собирался кончать в Тома (а он не собирался), времени у Алана почти не оставалось. Решение, впрочем, пришло быстро. Так или иначе, но живот Тома (и рука, да и не только, Алана) уже испачканы в сперме оборотня. Так какая разница? Дитон плавно выскальзывает из столь гостеприимного (даже чересчур гостеприимного) тела и, помогая себе рукой, выплескивается на Тома.
А затем тяжело дышит и старается не смотреть в лицо оборотню. Это всё так неправильно. Это всё так правильно. Инспектор облизывается и целует Томаса в нос.
– Извини, – Алан извиняется не за секс, а за то, что замарал оборотня. И сам тем временем пытается вспомнить, что у него тут в клинике есть подходящее для того, чтобы привести их обоих в порядок. Как-то Дитон не думал, что кто-то будет устраивать в ветклинике оргии. Тем более он сам.