6.15 утра. Она просыпается под музыку, всегда под музыку. В первые затуманенные мгновения наступающего дня ее сознание попросту не справляется с пронзительным "биип-биип-биип" радиобудильника. Словно самосвал дает задний ход. Но хотя бы радует музыка: радиостанция, на которую она настраивает свои радио часы, травит сплошь рок композиции. Правда в это утро, видимо, что-то сбилось, потому что разбудила ее песня из рождественского слащавого репертуара. Рождественская песня! В мае! Хочется кого-нибудь убить, потому что это похоже на чью-то злую шутку. И точно, на радиочасах выстроена совсем другая волна, нежели стояла обычно. Или это сама Эф по пьяни умудрилась навертеть со своим будильником?
Слышишь ли ты, что слышу я, выпевают воздыхающие голоса, когда она приподнимается и садится под одеялом, сонно моргая, а волосы у нее торчат во все стороны. Видишь ли ты, что вижу я, выпевают они, когда она сбрасывает ноги с кровати, шлепает, гримасничая, по полу к радио и нажимает клавишу отключения.
Она идет в ванную, закрывает за собой дверь, сбрасывает пижаму, в которой спит, в корзину для грязного белья, включает душ. Стоя под струями воды, она думает: А чего бы вам, ребята, не пройтись по всем органам чувств, если уж вы на этом зациклились? Чуешь ли ты, что чую я, вкусно ль тебе то, что вкусно мне, осязаешь ли, что осязаю я, - валяйте!
- Вранье, - говорит она. - Все вранье.
Двадцать минут спустя, пока она одевается (сегодня это черные капри, черная футболка с огромным рисунком черной понтеры в кругу цветов плюс кеды, бледно-желтого цвета), мама поднимается в комнату, долго смотрит а потом что-то говорит себе под нос.
- Повтори-ка, - просит она. - "Сегодня ты" я уловила, а дальше одно бу-бу-бу.
Мать вспыхнула, но промолчала. Внимательно выслушав все интересные новости, Эффи равнодушно отвечает:
- Ого, - говорит она, рассматривая в зеркале свои волосы. Она уже не та растрепанная, ошалелая девчушка, которая просыпается под музыку утром пять раз в неделю - иногда шесть. Теперь она выглядит стильно и дорого. Именно этого ей и надо.
-Это все? - спрашивает ее мать.
-Верно, - соглашается она. - Бикон Хиллз как исправительные колонии. Внезапно, но пусть.
Последний раз взглянув на себя в зеркало, молча собирает сумку. Медленно, совсем неторопливо. Мать еще что-то говорит, но для Эффи это уже опять бу-бу-бу. Изредка вставляя какие-то фразы, она поднимает рюкзак, который выглядит весьма объемным да и весит знатно, кстати, и спускается вниз на кухню, и мама идет вместе с ней. Кофе готов - Господи, благослови мистера Кофе, - и она наливает себе чашку. Мама что-то возмущенно говорит о том, что вырастила неблагодарное дитя, кидает деньги с билетом на стол и уходит.
- Слышишь ли ты, что слышу я, - говорит она в никуда, ставит кружку на стол и накидывает пиджак.
8.15 утра. За грязным стеклом окна слева от нее ей виден приближающийся город. Сквозь копоть на стекле город выглядит гигантскими мерзкими развалинами - может, погибшая Антлантида, только что извлеченная на поверхность под свирепым серым небом.
Вагон поезда пропах утренним кофе, утренним дезодорантом, утренним лосьоном для бритья и утренними желудками. В вагоне неожиданно много мужчин и женщин. На лицах утренняя припухлость, глаза их обращены внутрь, и беззащитны, разговоры вялые. Это час, когда даже трезвенники выглядят, будто с похмелья. Почти все пассажиры уткнулись в свои газеты. А что? Война во Вьетнаме позади, хиппи все еще в моде. Жизнь хороша.
Перед ней тоже сидит человек с Таймс. Но Эффи это не интересно. Ее обуял страх. Такое бывает, когда что-то, чего ты очень долго ждешь, начинает сбываться. Иногда это страшнее всего. Они так давно не виделись, Эл даже не представляет, как сейчас выглядит Стайли. Только отдаленно, по детским фотографиям.
Достав блокнот, начинает водить но по нему карандашом. Из-под грифеля постепенно проглядываются черты лица. Так, как ей кажется, выглядит сейчас Стайлз. Она очень волнуется. Что сказать, что сделать? Последнее письмо датировано две тысячи девятым годом. Тяжелый вздох. Такие мысли вводят в депрессию. Эффи стыдно, будто она предала их обоих, перестав писать.
- Тише, девочка, - шепчет в пустоту и тут же, ухмыльнувшись, добавляет. - Чувствуешь ли, что чувствую я?
Сигнал о прибытии заставляет на время отвлечься от своих мыслей. Нужно найти автобус.
9.45
Быть может я или ты сможем изменить этот мир, поет группа Скорпионс по радио в автобусе. Может я или ты сможем найти к звездам путь, поют они, когда она достает плеер и включает Черный Обелиск - одна из немногочисленных зарубежных групп, что на признает. Может я, может ты, но сейчас время для других песен.
Волнение не отпускает, а задница уже затекла от бесконечного сиденья. Достав зеркало, проверяет, не подпортился ли макияж и не растрепались ли волосы. Макияж совсем легкий, Эффи не любительница боевого раскраса. К ней обращается молодой человек и спрашивает, нельзя ли познакомиться. Она мило улыбается:
- Можно, но, боюсь, Вас будут преследовать по уголовной статье. - ангельская улыбка и взгляд в окно. Скоро, совсем скоро.
Родные места не узнать трудно, даже если ты не был там вот уже как десять лет. Что-то изменилось, но, в целом, все осталось на прежних местах. Это одновременно вызывало в сердце жуткую радость, но в то же время оно сжималось, точно от боли. Хоть и приятной. Тоска. Вот что это было за чувство.
Старенький джип, припаркованный рядом с остановкой, она заметила сразу. А рядом стоял молодой человек. Совершенно заспанный молодой человек. Конечно же она его узнала. И чувство болезненной отчужденности вспыхнуло где-то в груди. Стайлз был совершенно таким, каким она его себе представляла. Ну, плюс - минус. Он был безмерно родным, но в то же время чужим. Она чувствовала это даже здесь, сидя на сидении автобуса.
Двери открылись, и ей пришлось выйти на улицу. Чувство незнакомой робости охватило ее целиком. Она долго смотрела на парня, и улыбка по чуть-чуть начала расползаться по ее лицу. Хотелось подбежать, обнять, расцеловать, но ноги не слушались. Скинув рюкзак к ногам, она задорно улыбнулась. Ну что за глупости, ведь это Стайлз! Ее Стайлз!
- Ну привет... Стилли! - сделала робкий шаг вперед, а потом радостно бросилась брату на шею.